Он представил, как предлагает Вадиму в качестве «изюминки» пригрезившуюся в его разгоряченном полусне сцену, и развеселился, вообразив его реакцию.

Может быть, он когда-нибудь и сделает фильм про царицу… Он, странное дело, чувствовал эту женщину так, будто он мог легко поместиться в ее шкуре, посмотреть на мир ее глазами и ощутить этот мир ее телом. Страстным, жадным, охочим до наслаждений телом, в вечном противоречии с незаурядным умом, не желающим мириться ни с возрастом, ни с разделительной чертой ее царского положения…

Какой характер…

…Сделать фильм…

Засыпая, Максим ощутил, как волна вожделения охватывает его, и погрузился в нее и в сон…

…Она бежала по дворцовому коридору, подхватывая длинные юбки, и на ее лице было выражение ужаса. Он ее как-то уже видел, эту фрейлину, но не был с ней знаком. И сейчас он смотрел, как она бежала прямо на него, и ее приоткрытый от бега и страха рот обнажал два влажных, широко расставленных верхних зубика. На повороте он ее поймал, и ее легкое детское тело влепилось в него с разбегу.

Он почувствовал, как трепещет эта нежная плоть, и понял, что не сможет ее оторвать, отпустить от себя.

Вот так и остаться, сжатым, прижатым, навсегда.

Он замер, но и она не шевелилась, и они бы так и стояли долго, очень долго, но чьи-то грозные шаги приближались, и он взял ее за руку, и она не задавала вопросов, и молча, по неслышному сговору, они помчались по коридорам дальше, вперед, не разбирая дороги. Внезапно они оказались в огромном темном зале, посредине которого величественно белела мраморная лестница, уходящая куда-то наверх. Остановились, задыхаясь, вглядываясь друг другу в едва светлеющие в непроглядной темноте лица, и их губы, еще хватающие жадными глотками воздух, нашли друг друга… Но темноту сверху прорезала вспышка света, открылась на лестнице двустворчатая дверь, и царица, в пышной нижней юбке и атласном корсаже, настороженно и грозно вырисовалась в проеме дверей, поводя в разные стороны канделябром из трех свечей, ронявших пламя на лету, и в их неверном пляшущем свете ее лицо казалось особенно ужасным: глаза сверкали, ноздри раздувались. Две бедные маленькие фигурки у подножия лестницы сжались, замерли и снова ринулись в свой побег…

Наконец они наткнулись на две винтовые лестницы, обвивавшие друг друга; их основания образовывали черный закуток. Пробравшись туда, они отдышались, прислушались: было тихо, спокойно, темно. И тогда их руки устремились к застежкам, торопливо срывая и разрывая неподатливые хитроумные механизмы крючков и пряжек, и он уже почувствовал теплоту и нежность ее кожи, слегка влажной от желания, волнения и этого безумного гона…

Звонок, нахальный и густой звонок, ворвался в сон и разбудил его. Почему так бывает всегда – на самом интересном месте то телефон, то будильник?

Было темно. Максим никак не мог сообразить, где он и что происходит: ночь, утро, вечер? С кружащейся от позднего сна головой, чертыхаясь по-русски и по-французски, он добрался в темноте до телефона и в свете фонаря, падавшего в окно, разглядел время. Было почти девять часов вечера, и звонил, конечно, Вадим.

– Ты где? Уже девять часов!

– Заснул. Извини. Сам не знаю, как провалился, – просипел Максим, стараясь стряхнуть с себя остатки сна и головокружения.

– Ну так как теперь – будем работать или ты уже будешь спать дальше?

– Да нет, я сейчас приведу себя в порядок и приеду.

Голос Максима все еще сипел, и он уже хотел было прочистить непроснувшееся горло, как вдруг услышал странный звук.

Это было похоже на продолжение сна, бредовое и ненастоящее: в замке поворачивался ключ.

– Подожди, – сказал он тихо Вадиму, – кто-то открывает дверь.

Ему стало не по себе. Он потянулся к выключателю, включил свет и прислушался.

С той стороны двери будто тоже прислушивались. Несколько мгновений стояла леденящая кровь тишина, Максим даже дыхание сдерживал. Наконец звук снова повторился.

– Это ты, дядя? – крикнул он.

Ответом ему был стук быстро удаляющихся каблуков. За соседской дверью зашлась визгливым лаем Шипи. Максим кинул трубку возле телефона и бросился к дверям. Когда он распахнул их, двери лифта уже закрывались и в их сужающийся просвет он успел заметить только край длинной юбки и поля шляпки.

Обалдело простояв несколько секунд, Максим кинулся к лестнице. Однако внизу, в вестибюле, никого не было. Лифт стоял пустой. На улице было темно и тихо – ни шагов, ни прохожих. Женщина будто растворилась в темном пространстве. Может, она стояла где-то за углом или за дверьми одного из подъездов ближайших домов, так же как и Максим, сдерживая дыхание, с бьющимся сердцем… Максим покрутил головой, сделал несколько шагов вправо, влево, постоял и вернулся в квартиру, запыхавшись.

– Ты еще здесь, Вадим? – сказал он в трубку.

– Господи, что там у тебя стряслось?

– Мне тут визит нанесли. Вернее, попытались нанести.

– Кто?

– Прекрасная незнакомка.

– Да кто же?

– Не знаю. Сбежала. Я когда дверь открыл, она уже в лифте уезжала. Только юбка и шляпка мелькнули.

– Это была не Соня?

– Не могу сказать, не разглядел.

– Может, она за чем-то приходила? Что-то взять в папиной квартире?

– А чего тогда сбежала от меня?

– Или та женщина, о которой соседка рассказывала?

– Может.

– Знаешь что? Позвони Реми. Надо ему об этом сказать. Еще не поздно.

– Знаешь что? Позвони-ка сначала Соне.

– Узнать, дома ли она?

– Именно. Если дома, сочини какой-нибудь предлог, вы же старые друзья. А мне неудобно.

– Тебе все-таки кажется, это Соня была?

– Ничего мне не кажется. Я ее не видел.

– Только действительно, почему она сбежала?

– Давай не будем гадать, Вадим. Позвони Соне.

– У них вообще никто не отвечает, – перезвонил через пару минут Вадим. – Никого нет дома.

– Любопытно.

– Да, любопытно… Интересно все же, зачем она приходила и почему убежала?

– У меня нет ни малейшей идеи на этот счет. Но Соня знала, что меня не будет дома, что в восемь я должен был быть у тебя – вчера об этом у них говорили. И у нее есть ключи… В конце концов, это квартира ее отца, мало ли, что ей понадобилось.

– Получается, что она нарочно ждала, пока ты уйдешь. Почему она пыталась пробраться в квартиру тайком?

– Ты так говоришь, как будто мы точно знаем, что это была Соня. А мы ничего не знаем на самом деле. Это могла быть другая женщина.

– Ты прав, конечно. Звони Реми. Я пока за тобой приеду – мы с Сильви голодные сидим, тебя ждем! А ты спишь, свинья.